Добродетель любви в жизненном опыте 

и в трудах митрополита Антония (Блюма)

Митрополит Антоний как пастырь 

Пастырский и проповеднический опыт митрополита Сурожского Антония носит особый характер. «Его слово, предельно трезвое, обращенное к самым глубинным вопросам человека, и в то же время живое, открытое, вдохновенное, неизменно находит отклик у его многочисленных читателей, не зависимо от их убеждений, верований, образования или культурных корней. Его книги, проповеди, выступления на радио и телевидении, его лекции в университетах и семинариях, в больницах и школах широко известны в Англии, где проходило его служение, во Франции, США, Бельгии, Германии, Швеции и других странах, которые он посещал»[1].

 Как говорит сам владыка, его первый опыт встречи со Христом был еще в детстве. Когда впервые ему пришлось читать Евангелие от Марка, владыка чувствовал присутствие Бога. «Я сидел, читал, и между началом первой и началом третей главы Евангелия от Марка вдруг почувствовал, что по ту сторону стола, тут, стоит Христос. И это чувство было настолько разительное, что мне пришлось остановиться, перестать читать и посмотреть… у меня было яркое сознание, что тут несомненно стоит Христос. Я тогда подумал: если Христос живой стоит тут — значит это воскресший Христос; значит, я достоверно знаю лично, что Христос воскрес, и, значит, все, что о Нем говорится, — правда»[2].

Будучи опытным духовником, человеком глубокой веры, владыка в то же время отличался своим духовничеством, своим «нестандартным» подходом. В своих наставлениях и духовном руководстве митрополит Антоний, прежде всего, пользовался не словом, а личным опытом. Во главу угла владыка всегда ставил Христа. «Митрополит Антоний свидетельствует словом и всем своим долгим жизненным опытом о необходимости самоотверженно, с непоколебимой верностью и честностью стоять перед Богом, не загораживаясь от Него своими несовершенными представлениями о Нем, о мире, о человеке, о себе»[3]. Владыка подчеркивал, что сегодня, как правило, часто мы видим, что духовник берет на себя дерзновенность ответственности за чадо и часто такой в той или иной мере подменяет собою Христа. В духовничестве митрополит Антоний первоочередной задачей духовника ставил приведение пасомого ко Христу, и что самое главное — открыть человеку, что Христос не есть его каратель, а любящий друг. Открыть человеку, что Бог не только любит его, но и безмерно уважает — вот главное, к чему стремился митрополит как пастырь. Что Бог никогда не помышляет зла на человека, а безмерно любит его и всегда ожидает его покаяния, потому что «любовь собственно и есть отложение всякого противного помышления; ибо любовь не мыслит зла (1Кор. 13, 5)»[4]. Поэтому и находим у митрополита Антония то пастырство, которое опирается не на властное духовничество, а на уважение и любовь к человеку по примеру того, как Бог любит своих чад.

Митрополит Антоний любил свою паству. «В общении с людьми он был сама любовь и скромность, но не в тихости и елейности проявлялось это. Нет. Его ласковость прорывалась порой через порывистость его движений, любовь излучалась через его все пронизывающий взор. Его проповеди, его наставления, его духовничество были самим дыханием, самой жизнью для владыки»[5]. Его «беседы отличаются крайней сконцентрированностью мысли, лаконичностью, отточенностью формулировок. Каждое слово, даже порядок слов значимо… весь он погружен в размышления о «вещах невидимых», отдан стремлению передать словами опыт, находящийся за пределами слов»[6].

Митрополит Антоний «учился быть пастырем каждую минуту в течение всей своей долгой и многотрудной жизни… при всем бесценном опыте ревностного священнослужителя, мудрого архиерея, добродетельного монаха, внимательного духовника, проникновенного проповедника и неутомимого миссионера, которым знает его православный мир, сам Владыка никогда не признал бы того, что он является выдающимся пастырем нашего времени. И дело не только в его скромности: пастырство он понимал как состояние, которое следует поддерживать постоянно, без сна и отдыха, без условий и без перерывов»[7]. Центром своей пастырской жизни владыка видел только Христа.

Поэтому митрополит призывает свою паству работать для Христа, стать доброй почвой, на которой произрастет наивысшая из всех добродетелей — любовь: «Станем же мы той доброй почвой, о которой говорит Господь: все мы — и пастыри, и пасомые. Все мы дети Божии, за всех жил, учил, и умирал Господь. Станем такой почвой, чтобы каждое слово пало и было воспринято не с восторгом, а с любовью, пустило бы глубокие корни. И когда будет прорастать первый росток вечной жизни, чистоты, святости, любви, веры, надежды — будем этот росток охранять всеми силами, чего бы это ни стоило; а стоит это порой дорого… помните: пастырь будет таков, каково стадо, и стадо будет таково, каков пастырь, потому что мы составляем одно тело, одну жизнь, одну душу»[8].

Та среда, в какой находится священник, и является его паствой, считает владыка Антоний[9]. Владыка понимает пастырство как взаимное служение пастыря и пасомых, как подкрепление друг друга в немощах, как единство, связанное любовью: «Мы, пастыри, должны подкреплять каждого из вас живым словом правды и должны всей жизнью — и открытой нашей жизнью, и потаенной, той, что происходит в глубинах нашего сердца — быть достойными того слова Божьего, которое мы провозглашаем. Но и вы, зная, что и пастырь — человек, что и у него слабость, должны всеми силами его ограждать от падения, от соблазна, от раздражения перед службой, от горечи, от того, чтобы не казалось ему, будто напрасно он трудится и напрасно проповедует. Апостол Павел говорит, что верующие должны так заботиться о пастыре, чтобы он свое дело совершал с радостью, а не с воздыханием»[10]. Такие отношения между пастырем и паствой рождаются только во взаимности и в любви.

И далее владыка наставляет и пастырей и паству помогать друг другу в несение жизненного креста: «Поможем друг другу: пастыри — святой жизнью, которая давала бы силу их животворному слову, слову Христа; а вы помогайте им вырасти в ту меру, к которой призывает нас Пастыреначальник Господь, — стать как бы иконами Спасителя Христа, прожить такой жизнью, чтобы верующие и неверующие могли увидеть в пастыре образ Спасителя, сеющего доброе слово и жизнь свою — всю, без остатка — отдающего за тех, ради которых умер Господь»[11]. Священник тогда истинно служит Богу, «когда благодатью Святого Духа через него будет светиться свет Христов, когда люди, глядя на него, уже не будут его видеть, а будут сквозь него видеть Христа»[12] — говорит владыка Антоний.

Этот пример взаимной поддержки и взаимной любви между пастырем и пасомыми владыка реализовывал на личном опыте. «Однажды, еще будучи молодым пастырем, он возопил ко Господу, молясь об одном из своих прихожан: …Мы пред Тобой, Господи, как одно; или вместе спаси нас, или вместе отвергни! Неизмеримо огромная любовь к человеку была и остается его самым главным качеством христианина и пастыря Божия. Без любви к Богу она не смогла бы проявиться в той мере, какую явил Владыка Антоний»[13]. Поэтому для христиан владыка является образцом истинного пастыря, готового душу свою положить за верных, «образом настоящего любящего и жертвенного пастыря Христова стада, для которого соответствие норме пастырского служения — быть для всех правилом веры и образом кротости — является необходимостью и потребностью. И соблюдение нравственного закона он полагал необходимым условием и священнического служения, и окормления пасомых»[14].

Для митрополита Антония «пастырство — это любовь»[15]. Именно любовь к людям двигала его навстречу к человеку, а разлука тяготила его как разлука любящих друг друга молодых влюбленных. Его ожидание встречи с людьми напоминает ожидание встречи с паствой святителя Иоанна Златоуста. «Как будто возвратился я к вам из дальнего пути, — писал в свое время святой архипастырь, — так чувствую себя сегодня. Для любящих, когда им нельзя быть вместе с теми, кого любят, нет никакой пользы от близости. Потому и мы, оставаясь дома, чувствовали себя ничем не лучше странников, так как не могли в минувшее время беседовать с вами... Теперь вы радуетесь тому, что мы освободились от болезни, а я радуюсь, что снова наслаждаюсь вашей любовью. Для меня и тогда, когда я был болен, тягостнее самой болезни было то, что не мог я участвовать в этом любезном собрании, и теперь, когда оправился от болезни, вожделеннее самого здоровья то, что имею возможность спокойно наслаждаться вашей любовью»[16].

Митрополит Антоний как проповедник

Владыка Антония славился своим проповедническим талантом. «О проповедническом таланте владыки уже сказано очень много. Как он говорил? Свободно, без голосовых изменений, но твердо и красиво, с убеждением, потому что он по собственному опыту знал, чему он нас учил. Владыка не говорил пустых фраз, не говорил о вещах, не пережитых опытно. Он ставил себя перед Богом и только с осознанием этого и говорил»[17] —вспоминает о митрополите Антонии архиепископ Керченский Анатолий.

«Проповедь митрополита Антония Сурожского направлена более широкому кругу современников (собственно говоря, широчайшему, потому что его слово было воспринято и принесло плод на нескольких континентах)»[18]. Главным своим заданием владыка Антоний ставил проповедь Евангелия, сеяние Слова Божьего. И он спешил его сеять. «Воистину, незабвенный Владыка Антоний принадлежит к сонму тех, к наследию коих не перестанет обращаться уставшее и отчаявшееся, жаждущее истины и утешения, страдающее и немощствующее сердце человека со словами: Дадите нам от елеа вашего, яко светильницы наши угасают (Мф. 25: 8). Его самопожертвование, проявленное при жизни, укрепляет уверенность в обретении елея радования в словах и делах»[19] владыки. Проповедь митрополита Антония уверяет нас в том, что это был истинный пастырь, достойный нашего подражания.

В его трудах находим многое, что послужит к поучению пастырей, как следует сеять среди народа Слово Божие, и особенно — на чем владыка всегда делал акцент, — проповедовать слово о любви. Он всегда проповедовал о «любви совершенной, любви жертвенной до конца, любви ликующей»[20]. «Проповедь не надо говорить никому, кроме как самому себе — советует владыка. — Стань перед судом евангельского отрывка, поставь себе вопрос о том, как ты стоишь перед ним, как этот отрывок, Божие слово, живое, личное, тебя судит, что оно тебе говорит, что ты можешь ответить Живому Богу, Который требует ответа, и действия, и покаяния, и новой жизни — и скажи; если слово, которое ты говоришь в проповеди, тебя ударяет в душу, если глубоко вонзается, как стрела, в твое собственное сердце, оно ударит в чужую душу и вонзится в чужое сердце. Но если проповедник будет говорить «вот этим людям» то, что (ему думается) им полезно знать, то большей частью это будет бесполезно, потому что ума это, может быть, коснется — если проповедник окажется способным умно об этом сказать; но жизнь это ничью не перевернет»[21].

И далее владыка Антоний наводит пример такого истинного проповедания: «Самая сильная проповедь, которую я слышал в жизни, была проповедь не умного, скромного, самого обыкновенного человека, священника, которого я знал. Он стал в Великую Пятницу перед Плащаницей с намерением проповедовать; долго стоял молча и плакал; потом повернулся к нам и сказал: Сегодня Христос умер за нас... Стал на колени и зарыдал. И после этого было долгое, долгое молчание и истинный плач из глубин души у многих. О, про распятие можно сказать многое! Но этого нельзя сказать, если твою душу не пронзило оружие. И вот так надо проповедовать»[22].

К проповедничеству владыка Антоний призывал приходить через личный духовный опыт, но сам «не считал в полном смысле опытом то, что не пережито лично»[23]. Этот опыт владыка сравнивал с духовным опытом первых христиан, которые «приобретали веру не через рассказ о том, что было от начала, а через встречу с Христом живым»[24]. Духовник «не должен говорить того, чего он опытно не пережил или чего он как-то своим нутром не знает. Мы приходим к духовнику с тем, чтобы встретить проводника до дверей Царства Божия»[25] — говорит митрополит Антоний. «Когда мы проповедуем, — мы не должны направлять наше внимание на слушателя. Как сказал один из Святых Отцов, следует вонзить слово Божие в собственное сердце, как кинжал, как нож. И когда потечет кровь вашего сердца, это значит, что и еще чье-то сердце поражено»[26]. Слово проповедника должно в первую очередь быть направлено к нему самому. Тогда оно коснется и сердца слушателя.

Все, что человек говорит о Христе, будет иметь гораздо большее влияния на слушателя, если это говорит человек, лично переживший встречу со Христом. «А что связывает христиан между собою? Конечно, это и нравственное учение, и теология, но прежде всего это факт личной встречи со Христом. Этот факт, по сути дела, имеет место в жизни каждого христианина»[27] — заключает Сурожский архипастырь.

Владыка Антоний понимал, что учить по слову Евангелия — это большая ответственность, и не всегда пастырь соответствует тому, чему учит, — нет в нем еще той любви, о которой говорит Слово Божие, а нести ее людям необходимо срочно. Поэтому останавливаться и ждать времени пока достигнешь этой добродетели — не правильно, нужно идти и сеять Божие Слово уже сейчас: «Мы не можем ждать момента, когда станем святыми, для того чтобы спасать мир. Так и священник — проповедует то, что гораздо больше его. Но я не могу дожидаться момента, когда стану воплощением Евангелия, для того чтобы его проповедовать. Так что приходится делать раньше, чем сам дорастешь до полной меры»[28]. В этих словах владыки исполнилась заповедь Христова — спешите делать добро. Пастырь, который искренно любит свою паству, всегда готов за нее положить свою душу. «Тогда он о себе и помнить не будет, — говорит митрополит Антоний, — поскольку весь охвачен благоговейным трепетом, любовью, ужасом, ликованием, и во всем этом нет никакого места для того, чтобы о себе вспомнил; нет уже места ни тщеславию, ни гордыне, ни учености, ничему. Ибо это — тайна любви»[29].

«Проповеднический дар владыки оказался востребованным не только в Англии, где его приглашали выступать на телевидении и на радио, но и в других европейских странах. Люди чувствовали его любовь и горение. Он не пытался обратить в православие христиан других конфессий, хотя большинство из тех англичан, которые встретили его на своём пути, становились чадами Православной Церкви»[30]. Его живое слово, его чувство любви к окружающим само порождало жажду человека к вере. «Сила воздействия Владыки на народ заключалась не в пышности, не в красивости, не в музыкальности служения (владыка Антоний не обладал ни красивым голосом, ни музыкальным слухом), она заключалась только в его духоносности»[31].

Теперь, после смерти владыки, можно открыто сказать: «Сурожский архипастырь оставил Церкви бесценное наследие... Собранное митрополитом Антонием духовное сокровище не положено после его кончины под спуд: оно продолжает жить и обильно плодоносить, приводя ко Христу читателей книг и слушателей бесед незабвенного проповедника. Радость жизни со Христом стала отличительной чертой пастырской проповеди Владыки Антония. Он с особой силой убеждения научает нас принимать широко раскрытыми очами сердца Свет Христов, который не ослепляет, но просвещает всех...»[32]. Митрополит Антоний в своем проповедничестве и пастырстве «своей архипастырской любовью и проникновенной мудростью врачует наши душевные раны и проясняет духовное зрение, укрепляет личную веру и учит оберегать ее, как нежный росток»[33]. Его кончина — большая потеря не только для сурожской паствы, но для всего Вселенского православия[34]. До самой своей кончины владыка Антоний стоял у проповеднического аналоя. Его слово назидания до последней минуты подтверждало истинность его призвания как наставника и доброго пастыря стада Христова.

Как видим, митрополит Сурожский Антоний (Блюм) был опытным пастырем и опытным наставником. Его духовничество определялось тем, что владыка главным своим заданием считал приводить свою паству ко Христу, открывать людям Бога. За это он был любим паствой, и предан ей. В его же наставлениях встречаем мысли о том, как и пастырь и его паства должны взаимно помогать друг другу в общем служении для Бога: поддерживать друг друга и заботиться о вечном пребывании между ними Господней любви. Владыка Антоний был и опытным проповедником, опыт которого был приобретен многолетними трудами и заботой о своей пастве. Его живое слово всегда падало в добрую почву и приносило стократный плод. Из проповеднической жизни владыки мы узнаем, что пастырь должен быть готов отдать свою душу за пасомых, как Христос из любви к человеку пошел на Крестную жертву. Проповедь пастыря должна носить назидательный и сострадательный к падшему человеку характер. А главной темой такой проповеди должна быть добродетель любви, которую владыка определял как самую важную добродетель, на которой зиждется истинное и высокое пастырство в Церкви Христовой.

 

 

Добродетель любви в экзегетических трудах митрополита Антония

Как пастырское, так и проповедническое творчество владыки Антония всегда опиралось на Священное Писание. Всю жизнь митрополит Антоний вспоминал, как именно через Святое Евангелие еще в детстве ему был открыт опыт богообщения.

«Детство у него было нелегкое — полуголодное существование в эмиграции»[35]. «В своих воспоминаниях митрополит Антоний пишет: «В подростковом возрасте я абсолютно ничего не знал о Боге. Он просто не существовал в моем опыте… Незадолго до Пасхи наш молодежный руководитель отозвал меня и сказал: «Пойдем, мы пригласили священника провести с вами, мальчиками, беседу»... Громкий голос лектора, которым оказался «один из самых великих людей в русском православии» и то, что он говорил, заставили юношу самостоятельно прочитать Евангелие, с чего началось его познание Бога»[36]. Поэтому все последующие тексты владыки Антония, его суждения, высказывания и поучения являются приложением Евангелия ко всем без исключения проявлениям духовной и творческой жизни человека. И именно это его искреннее следование евангельскому началу вынуждает ищущих жизни христианской черпать из духовного наследия митрополита сокровища духовной жизни. 

Все экзегетические толкования митрополита Антония в своей основе содержат мысли о том, что Господь есть «Бог любви»[37], мысли о любви Бога к человеку, любви человека к Богу и своему ближнему, к сотворенному Богом миру. Так, например, комментируя слова Священного Писания о блаженстве и нищете духовной, митрополит Антоний пишет: «Мы живем, мы существуем, мы движемся, у нас есть тело, у нас есть сердце и разум, у нас есть окружение, у нас есть человеческие отношения, и все это просто означает, что мы любимы. И это нас и приводит к блаженству. Не подлинная и абсолютная нищета сама по себе, а тот факт, что она уравновешена, если можно так сказать, она заменена, смещена, она заполнена действием Божественной любви, в результате чего оказывается, что отсутствие обладания — самая большая драгоценность в мире, потому что не обладать и в то же время иметь все, что у нас есть, означает, что мы любимы и что мы обладаем Любовью. В этом чудо, которое делает для нас возможным войти в Царство Божие. Так вот эта-то нищета нас освобождает со всех точек зрения, она делает нас свободными»[38].

Комментируя слова святого апостола Иоанна Богослова, о том, что Бог есть любовь (1Ин. 4, 16), владыка пишет: «Что мы подразумеваем, когда говорим, что Бог — это любовь? Простой ответ: это значит, что Бог любит каждого из нас так отзывчиво, так открыто, что, как бы мы ни поступали, если обратиться к Нему и сказать: «Я виноват, прости!», Он обнимет и благословит нас»[39]. Но «когда мы говорим, что Бог — это любовь, мы не имеем в виду, что Он — одна чувствительность и доброта. Мы ничего не знаем о той любви, которая есть Сам Бог…»[40]. Бог любит, но справедливо, поэтому прощает и обнимает нас «при условии, что наше обращение к Богу будет заключаться в чем-то гораздо более серьезном, чем в мимолетном изменении поведения или настроения»[41].

Центральным пунктом Евангелия владыка видел добродетель любви: «Все Евангелие… говорит нам о любви и ни о чем другом; потому что в сердцевине Евангелия лежит один исторический факт, то есть факт реальный, что в какой-то определенный день нашей человеческой истории Бог, по любви к нам, стал человеком…»[42] Поэтому любовь Божию владыка Антоний понимал как «готовность Бога взять на Себя все последствия Своего творческого акта; но еще и последствия того, каким образом всякое творение Божие распорядится собственной жизнью»[43].

Вслед за святым Евангелием владыка часто повторяет, что  «Бог — это любовь»[44]. И «в основе нашего мира лежит Божия любовь, любовь отдающаяся, любовь Божия, которая себя без остатка отдает человеку. И призыв всего Евангелия к нам именно о любви: так, как Я вас возлюбил, и вы любите друг друга...»[45].

Толкуя евангельскую заповедь любви к ближнему, владыка видел ее в том, чтобы жить с ближними по любви Христовой. «Мы часто думаем, — писал архипастырь, — что достаточно, для того чтобы быть православным, исповедовать православную веру, без сомнения провозглашать Символ веры, без колебания произносить слова молитвы «Отче наш», с умилением слушать заповеди блаженства. И действительно, без этого никто православен не бывает до конца. Но этого недостаточно, потому что апостол говорит: Покажи мне веру твою без дел твоих, а я тебе покажу мою веру из дел моих... Если мы только на словах являемся учениками Христа, то мы не Христовы, то мы только повторяем исповедание, за которое свою жизнь отдавали другие. И это нам очень важно помнить, потому что можно быть верными Христу, только если сохранить Его заповеди. И эта заповедь о любви охватывает все в нашей жизни, — не только наше отношение к Богу, но отношение наше друг ко другу»[46]. Любовь эта должна охватывать все области жизни человека. Владыка здесь приводит слова святителя Иоанна Златоуста: «Не бывайте ни в чем должны друг другу, кроме как в одном — в любви, потому что любви не отплатишь; на любовь можно только отозваться благодарностью и ответной любовью…»[47]. Такая глубокая любовь возводит человека на небеса и там готовит ему блаженный венец. «Жизнь далеко разводит близких, родных, — замечает митрополит Антоний, — а сердца остаются соединенные неразлучно такою любовью, которая только на небе может расцвести полной радостью и воссиять полной своей славой»[48].

Что для владыки Антония означает открыть в себе добродетель любви? На словах Священного Писания митрополит Антоний поясняет, что для этого, прежде всего, следует понять ближнего и полюбить другого человека таким, каким он есть, даже если это злейший враг — простить его, ведь «если мы не прощаем друг друга, — и нам прощения нет. Суд без милости тому, кто не оказывает милости. Вот страшная мера любви. Вот страшная сторона заповеди любви. Все другие заповеди в каком-то смысле просты: сделай одно, сделай другое... Сделать можно; а вот стоять перед судом любви и знать, что я не умею любить...»[49]. И чтобы научиться добродетели любви, следует «отказываться от всякого себялюбия, отрываться от себя, отрывать взор от себя, отрывать внимание от себя, вглядываться в другого человека и ставить перед собой вопрос о его нужде; и знать или, может быть, когда-то понять, что я послан в мир для того, чтобы, по поручению Христову, служить вот этим людям, которые мне так противны, отвратительны или страшны; потому что если ученик Христов к ним не придет с миром, кто же придет? если милость не придет из Церкви и от верующих, откуда научиться «внешним» милости, любви, жалости?»[50].

Об этом говорит Евангелие — заповеди Христовы. «Заповеди Христа не говорят нам только, что надо делать. В форме заповедей Христос нам дает картину внутреннего строя человека, для которого так жить, как сказано в заповедях, стало естественным законом или, вернее, благодатным законом его жизни. Исполнять заповеди, будто они просто Божии приказы, веления, — недостаточно. Надо, чтобы наша воля и Его воля слились в одно, чтобы исполнением Его воли мы научились чувствовать и мыслить, как чувствует и мыслит Господь, и чтобы исполнение заповедей стало для нас внутренней необходимостью, так же как устремленность к здоровью, к цельности, к внутреннему строю является для нас необходимостью»[51]. Только тот человек будет жить по любви, у кого она сроднится с его внутренним строем, с его умом и сердцем.

Далее владыка приводит в примет изречение святого Марка Подвижника: «Если Господь тебе дает заповедь и ты сердцем не можешь ответить: Аминь! — то ты ее не исполнил, даже если делом ты ее совершил... Нам надо над этим задуматься, — продолжает дальше архипастырь, — и задуматься серьезно, потому что жизнь течет, приближается время, когда каждый из нас встанет перед Божиим лицом; и тогда будет так больно и жалко, и стыдно, что целую жизнь мы отдали всему, кроме подлинной, истинной любви, и никогда не жили — потому что никогда не жили Божией жизнью»[52]. И вот теперь нам следует научиться любви, чтобы «ради этой любви быть готовым пойти любым путем (за Господом), куда бы Он ни пошел, чтобы с Ним не разлучиться...»[53].

«В течение христианской истории не только тысячами, — миллионами и зрелые мужи, и хрупкие женщины, и дети шли на подвиг, шли, чтобы принести в мир капельку Божественной любви, быть свидетелями того, что Бог среди нас, не только невидимо, не только Духом Своим, а среди нас — присутствием каждого христианина, присутствием христианской общины»[54] — пишет митрополит Антоний. Основываясь на словах Священного Писания, владыка учит, как Господь каждого призывает идти дорогой любви навстречу ближнему: «В шестой главе пророчества Исаии Господь, видя скорбь земную, обращает взор вокруг Себя и взывает: Кого Мне послать?.. И пророк встает и говорит: меня, Господи... И к нам всем, к каждому из нас обращены эти слова. Мир полон мрака, неведения, боли; и Господь к нам обращается: кого Мне послать в этот мир возвещать утешение, возвещать Божию любовь, возвещать Божию победу во Христе и Духе Святом над всем тем, что разоряет человеческую жизнь, что губит радость, что убивает вечные души?.. Каждому из нас говорит Господь: Я посылаю тебя — если только ты станешь во весь рост перед Моим лицом и скажешь: вот я, Господи, пошли меня... Или как Божия Матерь ответила: вот Я перед Тобой, Раба Твоя; да будет Мне по воле Твоей...»[55]. Готовность нести Божию любовь в мир – в этом личный подвиг каждого христианина. Ведь проповедь любви в мире, жертвенное проповедание любви Бога к человеку и человека к своему ближнему — это и есть настоящее проявление любви ради тех, кто жаждет слова утешения, добра, милости.

Любовь вечна, как вечным является Сам Бог, «Бог любви»[56]. Поэтому владыка Антоний и пишет, что «Бог для нас не только Творец, — Бог нам Отец; Христос нам не только Спаситель, — по человечеству Он нам брат; и во Христе, силой Святого — если только мы Его примем и научимся от Него любви — мы делаемся новой тварью, всечеловеком, которого Ириней Лионский называл единородным сыном Божиим: Христос как глава, мы как тело. Вот путь, который перед нами лежит; вот радость, которая может с нами пребыть и дать нам прожить до конца наших дней, которую не может отнять болезнь, старость, ветшание, потеря памяти, потеря душевных сил — пока сердце остается живым. А сердце не умирает в человеке; оно может потухнуть только по нашей вине, если мы забудем напитать это сердце единственным елеем, который может в нем гореть вечно: любовью»[57]. Как об этом говорят и святые: «Нет в мире ничего такого, что могло бы отлучить от любви Божией сердце, в которое она вселилась»[58].

Такой любовью горели ученики к Христу, когда видели Его в славе на Фаворе. Так что уже никуда не хотели идти, а остаться с Ним там навсегда. Но Христос приказал понести это сияние фаворского Божественного света людям в мир. «Полнота божественного сияния — это крестная любовь, — замечает митрополит Антоний. — И когда Петр сказал Христу (на Фаворе): «Останемся здесь, нам здесь хорошо быть», Христос ответил: «Нет, пойдем отсюда». Он увел Своих учеников в долину, и там они встретили бесноватого ребенка, горе отца, его полуверу, бессилие учеников исцелить этого ребенка... С горы Преображения, где ученикам хотелось остаться навсегда, Он именно их привел в гущу человеческого горя»[59]. Истинная любовь всегда призывает идти к людям, к страждущим и ожидающим помощи. Такая любовь часто становится жертвенной любовью ради ближнего.

Объясняя смысл понятия о жертвенной любви, владыка Антоний говорит, что истинный христианин это тот, в чьих глазах — «свет вечной жизни; на его лице — отблеск Фаворской горы; в его словах — чистота и правда; в его действиях — любовь, причем какая! Христова любовь, та любовь, которую нам, как никому, заповедал Христос: чтобы мы любили друг друга. Чтобы и жизнь друг за друга готовы были отдать»[60]. Такой является истинная жертвенная любовь за ближнего.

Как видим, вся жизнь, все духовное наследие митрополита Сурожского Антония (Блюма) пронизано библейским словом, евангельскими наставлениями и назиданиями. Толкуя слова Священного Писания, владыка Антоний главный приоритет отдает слову о любви, указывая на библейскую весть о Божественной любви, которая подвигла Христа стать Спасителем мира. И теперь, взирая на эту любовь, каждый обязан присоединиться к творению этой добродетели в современном развращенном мире, нести ее в мир и жертвовать своим временем и силами ради проповеди любви. Только заповедь Священного Писания о любви способна пробудить и обновить падший мир, — творением добра, проявлением снисхождения и заботы к ближнему, благодарности и любви к Богу.

Добродетель любви в богословских трудах митрополита Антония

Богословские воззрения митрополита Сурожского Антония носят характер пастырских наставлений в духе святоотеческого православного богословия. В его наследии встречаем мысли о бытии Церкви, о Святой Троице, о воплощении и искуплении Спасителя, о призвании и будущей жизни человека. Любовь для владыки Антония — основа православного богословия[61], ведь именно на любви зиждется искупление и спасение человечества.

Добродетель любви владыка Антоний понимал очень широко: она охватывает сердце каждого человека и простирается до пределов бесконечности. Но к такой всеохватывающей любви человек приходит через любовь Божию. Как подтверждение этого, владыка говорит: «Как часто мы Богу говорим: Господи, у меня есть что-то такое ценное, клок земли, — не бросать же этого ради Твоего неба! У меня есть дело, я творец жизни, — неужели мне это оставить, чтобы идти в неизвестность на пир? Я привязался сердцем к кому-то, — разве этого для меня недостаточно?.. Это не значит, что не надо трудиться на земле, творить, любить, — надо… В том-то и сходство наше с Богом, что Он нам вручил землю и дар, способность творческого труда и любви. Но если мы в эту землю уйдем, забыв, что жизнь глубже, шире, что над землей простирается небо и что человеческая любовь разверзается до пределов бесконечности через Божию любовь, тогда мы потеряем и земное и небесное»[62]. А человек призван сидеть на престоле славы вместе с Богом. Об этом митрополит Антоний пишет: «Мы знаем, что в Вознесении Христовом Он, распятый Сын Человеческий, сидит по правую сторону Бога и Отца; и в Его Лице, потому что Он не частный человек, а представляет Собой весь человеческий род, все мы уже можем глядеть в сторону этого престола и знать, что там — Человек, что наше место там, где Христос; знать, как апостол Павел говорит, что наша жизнь сокрыта со Христом в Боге»[63].

Богословие владыки ставит в центр жизни каждого христианина его Учителя — Христа. Говоря о любви Христа Спасителя к роду человеческому, владыка Антоний ставит эту любовь в пример каждому человеку. Каждому, потому что «Христос — единство»[64], объединяющее всех. Христос для человека — самое любимое, самое дорогое сокровище. Имея в сердце такое сокровище, человек не может не иметь добродетели любви, любви Божественной. «Мы исповедуем Христа, — Христа, Которого апостол Петр называет Агнцем Божиим, закланным до сложения мира (1Пет. 1, 19-20); в Нем как бы сосредоточена крестная, жертвенная Божия любовь»[65] — читаем у владыки Антония. «Евангелие нам говорит, что где сокровище наше, там и сердце наше будет. Разве наше сокровище не во Христе, разве Он, так нас полюбивший, не может быть для нас самым любимым, самым дорогим?.. И этим Он ни у кого не крадет человеческой любви, потому что мы можем Его любить всем сердцем, и вдруг увидеть, что любимых нами по-человечески мы теперь начинаем любить, как Бог их любит: не только нашим сердцем, а Божественной любовью»[66]. Ведь истинная христианская жизнь «в победе Божественной Любви в тебе, то есть в Божией победе над тобой…»[67] — заключает митрополит Антоний.

Когда владыка Антоний говорит о толковании Символа веры, говорит о Боге Любви: «Мы поем Символ веры. О чем мы поем? О Боге, Который есть Любовь. Он Творец. Почему Он нас сотворил? Он нас сотворил по любви, чтобы нам дать бытие, которое Ему принадлежит, чтобы с нами поделиться всем тем, что у Него есть, чтобы нас приобщить даже Своему Божеству, по слову апостола Петра, который нам говорит, что мы призваны быть причастниками Божественной природы»[68].

Для митрополита Антония «Символ веры — это не философское учение о Боге, Символ веры — это проповедание Бога, Который так возлюбил мир, что Он его любовью создал, по любви к нему, ради его спасения отдал Единородного Своего Сына, и Который создал Церковь, как организм любви»[69]. В Символе веры мы исповедуем также Христа как Сына Божия, «Который стал сыном человеческим для того, чтобы с нами разделить всю человеческую судьбу, всю скорбь, всю тесноту, все страдание, больше того — даже смерть, и страшнее того — то условие, которое нас убивает: потерю нашего единства с Богом. Когда Он на кресте воскликнул: Боже Мой, Боже Мой, зачем Ты Меня оставил? — Он в Своем человечестве почувствовал вдруг то, что все мы чувствуем: одиночество. Вдруг Он почувствовал, что Он не общается, не един с Богом, и от этого Он умер нашей смертью. Разве это не любовь?»[70] — спрашивает архипастырь.

Исповедуя такого Бога, разве можно не приобщаться Его Божественной любви. Владыка видит в этом только позитивный ответ — мы должны быть активными участниками такой любви. Потому что «если мы не живем верой и любовью, если община, которая … собирается произнести Символ веры, состоит из людей враждебных друг к другу, разделенных, не желающих друг друга знать, живущих не по закону Христову, призывающему нас любить Бога всем сердцем, всем умом, всем существом, любить и ближнего, как самих себя, то мы не имеем права провозглашать этот Символ веры иначе как в глубоком чувстве покаяния о том, что мы исповедуем правду на словах — и ей изменяем жизнью»[71]. Символ веры, таким образом, для владыки Антония не просто исповедание веры, но и символ выражения верной любви христиан к своему Богу. 

В богословских высказываниях владыки «любовь — это готовность, разумеется, не только теоретическая готовность, а готовность, воплощенная в действии, всей нашей жизнью послужить ближнему»[72]. Под ближним владыка понимает не «человека вообще. Речь идет о готовности уважать конкретного ближнего, служить ему, посвятить ему свою жизнь и даже, если это необходимо, послужить ему своей смертью»[73]. Таким серьезным является подход Сурожского владыки к основам христианского богословия.

Ведь Своей смертью и Христос послужил людям, когда умер ради людей на кресте. Почему Он совершил это? «Потому, — пишет владыка Антоний, — что каждый из нас для Него так дорог, что Он за каждого из нас готов отдать всю Свою жизнь и всю Свою крестную смерть»[74]. Теперь нам остается только иметь страх Божий, то есть жить совестливо, бояться делать злое и спешить на доброе. Зная, какую жертву принес за нас Господь, «если мы понимаем, что мы так любимы, разве есть место для уныния, для полного упадка сил? Да, конечно, бывают моменты, когда разрывает наше сердце боль, или когда тревога его заполняет; но за пределом боли, за пределом тревоги мы можем знать, что мы так любимы Богом, что Он готов умереть, чтобы мы жили. И действительно, умер Христос на кресте, и не только за тех, которые Его посильно любили, не только за тех, которые надеялись, что Он не будет убит на кресте, но и за тех самых людей, которые Его засудили на смерть и пригвоздили ко кресту...»[75].

Далее владыка говорит о том, что Крестная смерть Христа показала любовь не только к тем, кто исполняет заповеди Господни, но даже к врагам Господа. «Вот мера любви Божией — не к друзьям, а к врагам; вернее: Бог не знает врагов, есть люди, которые к Нему враждебно относятся, но Он всех любит одинаковой, ласковой и крестной, любовью. Апостол Павел нам об этом говорит: о том, как дивно, что Бог нас возлюбил, когда мы еще были Его врагами, чужими для Него, и любовью Своей сделал нас Своими, родными. Он не стыдится нас называть братьями и сестрами. Как это дивно!»[76] — заключает Сурожский архипастырь.

Говоря о троичности Бога, владыка ссылается на мысль святителя Григория Богослова и в его святых словах видит и свое понимание Святой Троицы, которое основывается также на понимании любви. Почему мы называем Бога Троицей, святитель Григорий отвечал, как об этом пишет митрополит Антоний, так: «Если Бог — это любовь, то Он не может быть единицей, потому что тогда Ему некого любить, кроме Самого Себя. Если бы Бог был двоицей, то Двое любили бы друг друга, и ни для чего больше не было бы места… Бог — Троица, потому что присутствие Третьего разрушает ложное единство, но не просто разрушает. Для того, чтобы один из троих мог безраздельно любить другого, третий должен согласиться отступить и оставаться, если можно так выразиться, в стороне с тем, чтобы двое могли любить друг друга без помехи, без чьего-либо вторжения созерцать друг друга и радоваться друг о друге. Третий должен быть готов отступить и оставаться в одиночестве»[77].

И далее митрополит Антоний рассуждает, говоря что Троица — это «Бог, в Котором… взаимная любовь означает обоюдную предельную жертвенность... И я уверен, — продолжает архиерей, — нам важно не представлять себе Бога, во славе восседающим на троне высоко на небесах, так далеко, что можно только смотреть на Него снизу вверх, воздевать к Нему руки, взывать к Нему, не надеясь когда-либо познать тайну любви и тайну Бога. Мы познаём эту тайну изнутри нашего собственного опыта, потому что в той малой мере, в которой способны любить друг друга, мы — икона Святой Троицы»[78]. Так высоко ставит владыка человека, стяжавшего в сердце любовь.

Но присутствие добродетели любви в человеке развивается и проявляется настолько, насколько он по-христиански относится к ближнему, к каждому человеку вообще. Господь каждому дает зародыш любви, который необходимо развить в полноценную добродетель. «Любовь дается даром, — говорит владыка Антоний, — любовь просто дается, она не покупается; не выслужишься в любовь. И поэтому мы можем спокойно все без исключения идти к Богу, зная, что у Него-то хватит любви и на нас, и на всех. Вспомните слово Златоустово в Пасхальную ночь: И постившиеся, и непостившиеся, и трудившиеся, и ленивые, и грешные, и праведные — все войдите в радость Господа своего... Не потому, что Он безразличен к тому, трудились мы или нет, — одних Он принимает с радостью и благодарностью за труд, который те понесли на земле, а других с лаской и любовью, чтобы их утешить о том, что теперь-то они понимают, что они недостойны, но Он их сделает достойными ласковой любовью Своей...»[79] Господь за труды, и даже за понимание своей недостойности, награждает любовью. От человека требуется только благое произволение.

Таким образом, можно сказать, что богословие митрополита Сурожского Антония (Блюма) — это мысли и изречения святоотеческого учения о Боге Творце, Боге Промыслителе и Искупителе. Сотворенный Богом мир, промысл Божий о творении, искупление и спасение человеческого рода — это проявления глубокой, необъятной Божией любви. Эта любовь доступна каждому, желающему жить по заповедям Господним. Имея пример любви Спасителя к роду человеческому, ради которого Он принес Себя в жертву, каждый мыслящий человек видит перед собой обязательство следовать этой любви, чтобы через это следование приобщиться любви Божественной.   

---

[1] Митрополит Сурожский Антоний (Блюм). Уверенность в вещах невидимых. Последние беседы. Москва: Никея, 2012, с. 4.

[2] Простые ответы на вечные вопросы. Москва: Дар, 2011, с. 17.

[3] Простые ответы на вечные вопросы. Москва: Дар, 2011, с. 5.

[4] Преподобный Иоанн Лествичник. Лествица. Москва: Православное братство св. ап. Иоанна Богослова, 2001, с. 248.

[5] Протоиерей Тимаков Владимир. Встречи с митрополитом Сурожским Антонием // Альфа и Омега. 2004. № 3 (41), с. 223.

[6] Митрополит Сурожский Антоний (Блюм). Уверенность в вещах невидимых. Последние беседы. Москва: Никея, 2012, с. 5.

[7] Митрополит Сурожский Антоний (Блюм). Пастырство. Москва: Никея, 2012, с. 6.

[8] Митрополит Сурожский Антоний (Блюм). Любовь всепобеждающая. Москва-Клин, 2003, с. 204-205.

[9] Митрополит Сурожский Антоний (Блюм). Наблюдайте как вы слушаете / Состав. Е. Л. Майданович. Москва: Фонд содействия образованию XXI века, 2004, с. 135.

[10] Митрополит Сурожский Антоний (Блюм). Любовь всепобеждающая. Москва-Клин, 2003, с. 204.

[11] Там же, с. 205.

[12] О духовничестве. Клин, 2001, с. 64.

[13] Митрополит Сурожский Антоний (Блюм). Пастырство. Москва: Никея, 2012, с. 7.

[14] Священник Тимаков Алексий. Пастыри одичавшего стада Христова: Размышления по поводу книги: Митрополит Сурожский Антоний. Пастырство. Минск, 2005 // Альфа и Омега. 2005. № 1 (42), с. 212.

[15] Митрополит Сурожский Антоний (Блюм). Человек. Москва, 2012, с. 47-48.

[16] Святитель Иоанн Златоуст. Полное собрание творений в 12 т. Москва, 1994, т. 3, кн. 1, с. 1-2.

[17] Он на этой земле отстаивал християнство. Интервью с архиепископом Керченским Анатолием (Кузнецо-вым) о митрополите Сурожском Антонии // Журнал Московской Патриархии, № 8, 2013, с. 56.

[18] Аверинцев С. С. [Предисловие к:] Без записок // Новый мир. 1991. № 1, с. 212.

[19] Митрополит Сурожский Антоний (Блюм). Пастырство. Москва: Никея, 2012, с. 7.

[20] Митрополит Сурожский Антоний (Блюм). Проповеди и беседы. Москва: Либрис, 1991, с. 63.

[21] Митрополит Сурожский Антоний (Блюм). Пастырство. Москва: Никея, 2012, с. 17.

[22] Митрополит Сурожский Антоний (Блюм). Ступени. Издание Макариев-Решемской Обители, 1998, с. 42.

[23] Митрополит Сурожский Антоний (Блюм). Психология и духовный опыт // Цельность человека: дух, душа, тело. Материалы семинара по наследию митрополита Антония Сурожского от 12 мая 2008 г. Москва: Фонд «Духовное наследие митрополита Антония Сурожского», 2009, с. 45.

[24] Там же.

[25] О духовничестве. Клин, 2001, с. 67.

[26] Митрополит Сурожский Антоний (Блюм). Труды. М.: Практика, 2002, с. 955.

[27] Митрополит Волоколамский Иларион. Сердцевина христианства – личная встреча человека с Христом // Журнал Московской Патриархии, 2013, № 10, с. 70.

[28] Митрополит Сурожский Антоний (Блюм). Человек. Москва, 2012, с. 81.

[29] О духовничестве. Клин, 2001, с. 75.

[30] Мраморнов О. Русские герои: Аврил Пайман // Наука и религия.  М., 2011, июнь. № 620, с. 48-49.

[31] Протоиерей Тимаков Владимир. Встречи с митрополитом Сурожским Антонием // Альфа и Омега. 2004. № 3 (41), с. 321.

[32] Митрополит Сурожский Антоний (Блюм). Пастырство. Москва: Никея, 2012, с. 7.

[33] Митрополит Сурожский Антоний (Блюм). Пастырство. Москва: Никея, 2012, с. 7.

[34] Архиеп. Митрофан (Юрчук). Кончина митрополита Сурожского Антония – это большая потеря // Камо грядеши. К., 2003. № 3 (23). С. 2.

[35] Он на этой земле отстаивал христианство. Интервью с архиепископом Керченским Анатолием (Кузнецовым) о митрополите Сурожском Антонии // ЖМП, № 8, 2013, с. 52.

[36] Митрополит Сурожский Антоний (Блюм). Труды. М.: Практика, 2007, кн. 2, с. 867–868.

[37] Митрополит Сурожский Антоний (Блюм). Уверенность в вещах невидимых. Последние беседы. Москва: Никея, 2012, с. 65.

[38] Митрополит Сурожский Антоний (Блюм). Труды. М.: Практика, 2002, с. 309.

[39] Митрополит Сурожский Антоний (Блюм). Уверенность в вещах невидимых. Последние беседы. Москва: Никея, 2012, с. 60.

[40] Там же, с. 62.

[41] Там же, с. 60.

[42] Митрополит Сурожский Антоний (Блюм). Любовь всепобеждающая. Москва – Клин, 2003, с. 245.

[43] Митрополит Сурожский Антоний (Блюм). Уверенность в вещах невидимых. Последние беседы. Москва: Никея, 2012, с. 63-64.

[44] Там же, с. 66-67.

[45] Митрополит Сурожский Антоний (Блюм). Любовь всепобеждающая. Москва – Клин, 2003, с. 245-246.

[46] Там же, с. 246.

[47] Там же, с. 5.

[48] Митрополит Сурожский Антоний (Блюм). Любовь всепобеждающая. Москва – Клин, 2003, с. 5.

[49] Там же, с. 248.

[50] Там же.

[51] Митрополит Сурожский Антоний (Блюм). Человек перед Богом. Москва: Паломник, 2001, с. 175.

[52] Там же, с. 175-176.

[53] Митрополит Сурожский Антоний (Блюм). Любовь всепобеждающая. Москва – Клин, 2003, с. 145.

[54] Там же.

[55] Митрополит Сурожский Антоний (Блюм). Любовь всепобеждающая. Москва – Клин, 2003. с. 145.

[56] Митрополит Сурожский Антоний (Блюм). Уверенность в вещах невидимых. Последние беседы. Москва: Никея, 2012, с. 65.

[57] Митрополит Сурожский Антоний (Блюм). Человек перед Богом. Москва: Паломник, 2001, с. 311.

[58] Великие мысли, кратко реченные. СП-б., Общество святителя Василия Великого, 2006, с. 426.

[59] Митрополит Сурожский Антоний (Блюм). Мы должны нести в мир веру – не только в Бога, но в человека... // Литературное обозрение. Москва, 1991, № 2, с. 68.

[60] Митрополит Сурожский Антоний (Блюм). Любовь всепобеждающая. Москва-Клин, 2003, с. 126.

[61] Митрополит Сурожский Антоний (Блюм). Уверенность в вещах невидимых. Последние беседы. Москва: Никея, 2012, с. 61-62.

[62] Митрополит Сурожский Антоний (Блюм). Любовь всепобеждающая. Москва-Клин, 2003, с. 171.

[63] Митрополит Сурожский Антоний (Блюм). Любовь всепобеждающая. Москва-Клин, 2003, с. 225.

[64] Он на этой земле отстаивал христианство. Интервью с архиепископом Керченским Анатолием (Кузнецовым) о митрополите Сурожском Антонии // ЖМП, № 8, 2013, с. 52.

[65] Митрополит Сурожский Антоний (Блюм). Любовь всепобеждающая. Москва-Клин, 2003, с. 174.

[66] Там же.

[67] Митрополит Сурожский Антоний (Блюм). Человек. Москва, 2012, с. 47-48.

[68] Митрополит Сурожский Антоний (Блюм). Любовь всепобеждающая. Москва-Клин, 2003, с. 247.

[69] Митрополит Сурожский Антоний (Блюм). Дом Божий. Три беседы о Церкви. Клин: Христианская жизнь, 2000, с. 61-62.

[70] Митрополит Сурожский Антоний (Блюм). Любовь всепобеждающая. Москва-Клин, 2003, с. 247.

[71] Митрополит Сурожский Антоний (Блюм). Дом Божий. Три беседы о Церкви. Клин: Христианская жизнь, 2000, с. 61-62.

[72] Митрополит Сурожский Антоний (Блюм). Уверенность в вещах невидимых. Последние беседы. Москва: Никея, 2012, с. 61-62.

[73] Там же, с. 62.

[74] Митрополит Сурожский Антоний (Блюм). Любовь всепобеждающая. Москва-Клин, 2003, с. 224.

[75] Там же, с. 224-225.

[76] Митрополит Сурожский Антоний (Блюм). Любовь всепобеждающая. Москва-Клин, 2003, с. 225.

[77] Митрополит Сурожский Антоний (Блюм). Уверенность в вещах невидимых. Последние беседы. Москва: Никея, 2012, с. 65-66.

[78] Митрополит Сурожский Антоний (Блюм). Уверенность в вещах невидимых. Последние беседы. Москва: Никея, 2012, с. 66-67.

[79] Митрополит Сурожский Антоний (Блюм). Любовь всепобеждающая. Москва-Клин, 2003, с. 172.